Дачный форум: дача, сад, огород, цветы.

Никола писал(а): ↑26.09.2022, 20:40 алястик, а как Вам такой стих из прошлой жизни про нынешнюю "толерантность"?
Стояли звери
Около двери.
В них стреляли,
Они умирали.
Но нашлись те, кто их пожалели,
Те, кто открыл зверям эти двери.
Зверей встретили песни и громкий смех.
А звери вошли и убили всех.
Андрей Борисович Стругацкий, сын Б.Н.

Непонятно, за что убивали стоящих около двери зверей? Может быть, они за это и отомстили.

алястик писал(а): ↑03.11.2022, 14:17 Непонятно, за что убивали стоящих около двери зверей? Может быть, они за это и отомстили.

Если смотреть относительно "толерантности":
Звери - это звериные страсти, пороки, инстинкты, соблазны, стоящие на пороге разума человека.
Если человек впускает их в свой разум, он перестаёт быть человеком.
Что имел в виду А.Б.С., когда сочинил первую половину (считалку), и что заставило написать впоследствии продолжение - мог бы сказать только он.

Никола писал(а): ↑03.11.2022, 16:51


Что имел в виду А.Б.С., когда сочинил первую половину (считалку), и что заставило написать впоследствии продолжение - мог бы сказать только он.

В том-то и дело: зачастую идею Автора можно понять по-разному ("в меру своей..."). А может быть, толерантность здесь как раз и не причём?

meq писал(а): ↑03.11.2022, 09:23 Это "моё". Приходит со старостью ...

...жаль, что глубину своих ошибок
С возрастом лишь только понимаешь...
А если подумать... про поступки, которые сейчас считаем ошибками...
Но. Если бы этих поступков не было,
то всё сложилось бы по-другому. И тогда бы не было того, что сейчас есть.
Того, что так бесконечно, бесконечно дорого.
Мне кажется, жизнь - как двусторонняя одежка: что так одень, что по-другому - хорошая она и с лица, и с изнанки.

Никола писал(а): ↑03.11.2022, 16:51 Если смотреть относительно "толерантности":
Звери - это звериные страсти, пороки, инстинкты, соблазны, стоящие на пороге разума человека.
Если человек впускает их в свой разум, он перестаёт быть человеком.
Что имел в виду А.Б.С., когда сочинил первую половину (считалку), и что заставило написать впоследствии продолжение - мог бы сказать только он.

Никола, страсти, пороки, инстинкты, соблазны не стоят на пороге разума человека , а заполняют и живут в нем.И этим человек отличается от зверя.,,Зверь — это зверь; скот — это скот; и только человек может быть и тем и другим,,
Ашот Наданян

Всё будет хорошо.Я узнавал.
Звонил Ему.Он обещал.Поможет.
Пять раз на секретаршу попадал.
Лез напролом.Выпрыгивал из кожи.

Ведь так нельзя,чтоб столько лет подряд
Её швыряло в стену страшной муки...
Я даже успокоился.И рад,
Что трубку поднял Он.Пусть и от скуки.

Сказал-"Ребята,будет всё Окей.
Всё разрулю.Проблемы ваши слышу..."
А я всё торопил его-"Скорей!"
"Я не дышу,когда она не дышит!"

Ещё сказал я-"Божья благодать
На всех людей по-разному нисходит..."
Он попросил немного подождать.
Всё в свой черед.По плану происходит...

А. Пузанов

ЗИМУШКА

Здравствуй, зимушка-зима
И декабрь весёлый
Стали новыми дома
И поля и сёла..

Существуешь, чтоб вручать
Праздники-картинки
Я пойду тебя встречать
Где мои ботинки?

Чтоб в сугроб упасть спиной -
Это очень надо!
Непослушною рукой
Налепить снаряды.

Стены снежные поднять
Крепости бокастой.
Здесь останется стоять
Снеговик ушастый.

Или птичек покормить -
Вывесить кормушку -
И куда-нибудь сходить,
И проверить клюшку.

Накатавшись с горки всласть -
Шутки-разговоры -
Прямо в цель снежком попасть,
Прыгнувши с забора.

Всё опробовать, узнать
С жаром переспорить.
И перчатку потерять,
И блиндаж построить.

Незнакомый и родной
Манит, окрыляет
Мир прекрасный и большой -
Больше не бывает!

А потом пойдём домой,
Отряхнувши санки,
Где заждались нас с тобой
Пряники-баранки.

/Игорь Колпаков/
.

Мы соблюдаем правила зимы.
Играем мы, не уступая смеху,
и, придавая очертанья снегу,
приподнимаем белый снег с земли.

И, будто бы предчувствуя беду,
прохожие толпятся у забора,
снедает их тяжелая, забота:
а что с тобой имеем мы в виду.

Мы бабу лепим, только и всего.
О, это торжество и удивленье,
когда и высота и удлиненье
зависят от движенья твоего.

Ты говоришь:-Смотри, как я леплю.-
Действительно, как хорошо ты лепишь
и форму от бесформенности лечишь.
Я говорю: — Смотри, как я люблю.

Снег уточняет все свои черты
и слушается нашего приказа.
И вдруг я замечаю, как прекрасно
лицо, что к снегу обращаешь ты.

Проходим мы по белому двору,
мимо прохожих, с выраженьем дерзким.
С лицом таким же пристальным и детским,
любимый мой, всегда играй в игру.

Поддайся его долгому труду,
о моего любимого работа!
Даруй ему удачливость ребенка,
рисующего домик и трубу.

"Белла Ахмадулина — Декабрь":

"Вкушая бодрую прохладу…"

Вкушая бодрую прохладу,
Я наслаждаюсь зимним днем
И по серебряному саду,
Объятому волшебным сном,

Хожу — любуяся картиной
В ее суровой тишине,
С ее обширною равниной,
С ее печалью, милой мне.

Вяземский П.А.

Шутка.

Бабка деда наградила
сочной оплеухою,
чтоб к соседке не ходил он,
будучи под мухою.

Чует дед, что зреет смута
у старухи в голове
И божится: "Бес попутал,
ты не верь людской молве".

Бабкин глаз острей кинжала
и, чтоб снять сомнения,
день и ночь она держала
деда в поле зрения.

Но смекалистым был дед
и старуху вздорную
чаем напоил в обед
с каплями снотворными.

Только вместо бабки, сон
одолел бедняжку.
Засыпая, понял он
где то дал промашку.

Знать опять нечистый в прах
все порушил планы.
Перепутал впопыхах
с чаем дед стаканы.

Пробудившись, видит дед,
что за наваждения?
Под окном бежит сосед
из его владения.

День прошёл, за ним другой.
Трезвый - не под мухою,
дед из дому ни ногой,
смотрит за старухою. Автор Михаил Даньшов.

Бывший помощник президента России и замглавы президентской администрации Владислав Сурков опубликовал свое очередное стихотворение в февральском выпуске журнала «Русский пионер»
«Лист клена словно рваный алый парус

парит над ослепительной водой

и северный почти попутный ветер

несет его к надмирным миражам

едва ли существующего юга

вселенная светла и неуютна

но память по-осеннему свежа

и бодро бредит о минувшем лете

пока ноябрь хромающей судьбой

сворачивает к зимнему кошмару

скелеты яблонь

мумии черемух

окоченелый строй нетленных елей

как вычурные буквы в книге мертвых

гласят о приближении метелей

о вечных льдах о стуже неизбежной

о гибели души в геенне снежной

ведут куда-то вниз крутые дни

простим друг другу то что мы не боги

и ничего не можем изменить

и се — алеет парус одинокий».

Как бесконечно радостен полёт
В краю зимы, среди сугробов снежных,
Средь дальних далей радости безбрежной
В узорах счастья серебрится лёд
Окна…
А за окном - метель поёт.
И правит бал волшебная зима.

Любимой

Услышь, родная,
как шумит прибой ночи,
в Великом океане...
Мерцаньем звёзд,
овеян синевой,
летит на парусах моих мечтаний,
взбивая пену спящих облаков
Корабль надежды
в гавань твоих снов

/1996/

Письма римскому другу
(Из Марциала)
Нынче ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемена у подруги.
Дева тешит до известного предела —
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела:
ни объятья невозможны, ни измена!
* * *
Посылаю тебе, Постум, эти книги.
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.
Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных —
лишь согласное гуденье насекомых.
* * *
Здесь лежит купец из Азии. Толковым
был купцом он — деловит, но незаметен.
Умер быстро — лихорадка. По торговым
он делам сюда приплыл, а не за этим.
Рядом с ним — легионер, под грубым кварцем.
Он в сражениях империю прославил.
Сколько раз могли убить! а умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.
* * *
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.
И от Цезаря далеко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники — ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
* * *
Этот ливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без торговли:
брать сестерций с покрывающего тела —
все равно что дранку требовать от кровли.
Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я — не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
он и будет протекать на покрывало.
* * *
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
«Мы, оглядываясь, видим лишь руины».
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им…
Как там в Ливии, мой Постум, — или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
* * *
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще… Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
* * *
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.
Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.
* * *
Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце,
стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.
Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке — Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.
1972 г.

Ветер жизни иногда свиреп,
В целом жизнь, однако, хороша.
И не страшно, когда чёрный хлеб,
Страшно, когда чёрная душа